 |
|
→ Главная → Проза → Сказки → Ссылки |
Свет незакатный. Повесть. Страница 6Продолжение. Начало До конца ноября вестей не было. Читали и перечитывали старые письма, будто в них можно было найти разгадку затянувшегося молчания отца. В последней открытке была одна загадочная фраза: " Зимовать, по-видимому, будем в Ташкенте, хотя в марте я предполагал иное". Долго думали-гадали, что же имел он такое в виду, так и не догадались. А было просто. Карпыч тогда твердо надеялся, что война закончится и собирался перевезти семью в полюбившуюся ему Алма-Ату, где жить, ему казалось, будет намного легче. Молчаливым оказался и декабрь. Никаких известий из фронтовой полосы не приходило. В одном из писем он предупреждал о возможности долгих перерывов в переписке: "Мы, кавалерия, народ лёгкий, непоседливый, сегодня здесь, а завтра там. Так что вы особенно не волнуйтесь, если долго не будет от меня весточек". Они терпеливо ждали и сами писали, писали. Отведут полк в тыловую полосу, и он получит целую кучу писем из дома. Как это приятно - получать письма из дома. Так они думали и не ленились, строчили. Писать старались только о хорошем. Они не стали сообщать отцу о страшных событиях в жизни родных и знакомых, чтобы лишний раз его не расстраивать. А ужасных событий было не мало. Одно из них состояло в том, что у тети Зины украли на базаре дочку Наташу, крохотную забавную девчушку. И найти её, несмотря на все старания, не удалось. Тетя Зина продавала старую рубашку и какая-то женщина, с умилением похвалив девчоночку, взяла ее к себе на руки. На какой-то миг тётя Зина отвлеклась с этой проклятой рубашкой, заинтересовавшей покупателя, оглянулась, а Наташки нет. Заметалась по базару, туда, сюда - нигде нет. Потом она летала по базару, как черная птица с расширенными глазами, распутанными волосами, оглашая пространство горестными воплями, но ребенок исчез бесследно и навсегда, будто растворился в сухом нежарком воздухе ноябрьского Ташкента. Не стало Наташки, шаловливой и веселой, как пушистый котенок, пропал навсегда этот маленький комочек радости. Не успела тетя Зина оправиться от одного горя, обрушилось второе - пришла похоронка на Митю, мужа, Наташкиного батю. В те же дни Юрген встретил недалеко от завода маму Славы Бучина, школьного товарища, и уже издали почувствовал неладное, потому, что ее голова была укрыта черным платком. "Неужели Славка?" - подумал он, вздрогнув от недоброго предчувствия. Он не хотел подходить к Бучиной, но она его уже заметила. Подошел. Предчувствие не обмануло. - Мне, написали, что он в госпитале умер от ран,- сказала она Юргену. Лицо ее было бледным и казалось безжизненным. И еще она добавила: - Мне рассказывал один военный, что немцы научились успешно бороться с пулеметчиками. Как заработал пулемет, моментально его засекают и накрывают плотным минометным огнем. Когда возьмут в армию, не рвись в пулеметчики... На лице ее была неизбывная мука. Юрген в эти дни писал неуклюжие стихи: Горе в дверь стучится.
Стихи почему-то перестали рифмоваться, получались нескладными, корявыми и он их не давал читать даже самым снисходительным ценителям - членам семьи. Стихи были о бедах, несчастьях и лучше, чтобы их никто не читал, тем более, что в них не было рифм. Написали отцу, что Ируська поступила на работу, в посудомойку. И остро пожалели. Ведь Ируське нет и двенадцати, ясно, отец расстроится, когда узнает. И после этого случая решили писать только о хорошем. **** Маша пришла с работы в необычное время, в двенадцать дня. Юрген, отдыхавший после ночной смены, и ребята были дома. По бледному, осунувшемуся лицу матери Юрген понял, что произошло что-то страшное, и он, боясь спрашивать, молча смотрел на нее. Так же молча она вынула из сумки серый лист письма. Они плакали в голос и те, кто проходил мимо их окна, содрогались. Плач стоял по стране, но привыкнуть к нему люди не могли, не хотели, не умели. Они рыдали, не зная, как унять, утишить обрушившуюся на их души неуемную боль. - Пойдем к нашим,- сказала мама. Они вытерли слезы, умылись. Молча оделись и пошли к родне. К вдовам. Вначале к тете Моте, потом к тете Зине. Так вот как это происходит! Траурная весть добиралась до них почти месяц. Это была не обычная похоронка, я письмо писаря. «С прискорбием сообщаю,- писал он,- что Зевков А.К. смертью храбрых пал 23 октября 1913 гола в районе села Волкошанка Полесской области в ожесточенном бою с немецкими мерзавцами. Я разделяю ваше горе, но что поделаешь, чем его облегчить? Идет война, а на войне это обычное явление для каждого из нас, защищающих свое родное. Пишу потому, что очень много писем идет на его имя до настоящего времени. Специальное извещение вам было послано сразу после его смерти, но, как видно, вы его по какой-то причине не получили...» Ах, Саида! Что же ты наделала, слабохарактерная Саида, разносчица похоронок!.. Оказывается, он погиб 23 октября! Но ведь это ужасно! Ведь это значит, что когда они, 2 ноября, получили первое фронтовое письмо и ликовали, читая его, отца уже не было в живых, и холодный его труп лежал в белорусской земле. И когда читали последнюю короткую открыт ку, от 9 октября, и радовались, что он жив, на самом деле он был уже мертв! Получилось в точности так же, как в их грустном мироздании всегда происходит: умерла прекрасная звезда, потух навеки мир ее голубых и зеленых планет, населенных веселыми и счастливыми людьми, но разумные существа других миров еще тысячи и миллионы лет будут любоваться незакатным светом этой звезды, не зная, что ее уже нет, что она и ее планеты давно растворились в кромешной тьме мировой ночи. Как хрупка, как призрачно ненадежна жизнь, как мимолетна. Вся она соткана из лучей, теней, неверных, то появляющихся, то исчезающих. И нет силы, которая могла бы уловить ускользающую жизнь и хотя бы на миг вернуть ее из небытия. Она исчезает неуловимо, как свет, как радостно-скорбный звук порвавшейся струны. Он умер, а они, не зная того, писали и писали свои письма, летели в далекие края десятки писем, страстных, горячих, со стихами, мольбами: "Береги себя! Живи!" Письма... Будто ими можно оживить то, что стало землей, прахом, снегом, облаком... **** Известие о гибели отца потрясло Юргена. Это было первое в его жизни горе. Все прежние несчастья ввергали его юную душу в ужас, делали мрачным, угрюмым, но только смерть отца явилась по-настоящему сильным ударом. Горе Юргена будто оглушило, на следующий день после получения известия он выше на работу в ночную смену. Внешне всё было как обычно. Он узнал, что, оказывается, можно жить, не живя. Можно работать - вникать в чертежи, измерять, отмечать неполадки и потом объяснить их рабочим и мастеру и притом оставаться мертвым, то есть не чувствующим себя человеком, как бы оглушенным. Юрген часто ловил на себе сочувственные взгляды и выслушивал слова утешения; ему казалось, что всё это относится не к нему, а к кому-то постороннему. Душа была испеплена. Так продолжались долгие недели. С невероятным трудом душа оживала и возвращалась к жизни и, ожив, она все же стала теперь не такой, какой была, но как бы родилась заново, постаревшей и посуровевшей. **** 25 апреля 1945 года войска 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов соединились в районе Потстама и завершили полное окружение Берлина. По этому случаю Верховный Главнокомандующий в приказе от 25 апреля отметил в числе отличившихся соединения 7-го гвардейского кавалерийского корпуса и объявил их личному составу благодарность. С утра 26 апреля 16-я кавдивизия вела бои за овладение Бранденбургом. * * * От автора: Все основные факты, события, лица повести - подлинная правда. Не сочинены и приведенные выдержки из военных писем А. К. Зевкова. Тоже можно сказать и о фронтовых эпизодах. Они заимствованы из воспоминаний участников событий. Из документальной литературы почерпнуты факты боевого пути 16-й кавалерийской дивизии, а также реакция Гитлера на действия 16-й кавдивизии. Изменены лишь имена главных персонажей. |
www.moritс.narod.ru © Юрий Мориц. Авторский сайт. Все права защищены.
|