 |
|
→ Главная → Проза → Сказки → Ссылки |
Нерон, здравствуй! Повесть. Глава 1Многие замечательные события происходят в наше время. Так, совсем недавно захудалый Хазаркент был осчастливлен прибытием исторического секретного архива. Столичный оказался переполненным и вот вам, обитатели окраины государства, подарок. Окраина, окраина… Горько сознавать свою принадлежность к местам столь отдаленным от центра цивилизации. Но ведь и то надо иметь в виду, что солнечная система тоже мельтешит где-то на окраине Галактики. Не из-за этого ли мы претерпеваем многие огорчительные неудобства? Поместили архив в приличном здании на Клозьей Поляне. Раньше там был склад макаронных изделий – место сухое, чистое, что для сохранения секретного архива имело, конечно, первостепенное значение. Наблюдая, как потные грузчики, пыхтя от натуги, перетаскивают коробки с бумагами, мы, горожане, не догадывались, что архив – всего лишь прелюдия к торжественной симфонии, что главное событие впереди. Это, скажу я вам, было событие, так событие. Подумать только, в нашем забытом богом городишке, где даже на центральной улице можно увидеть ослов и верблюдов, запряженных в арбы, неожиданно открыли филиал института археологии и истории. Это каково? По-моему, это факт выдающийся, факт замечательный, вселяющий великие надежды фактец. Помещение для филиала института вскоре нашлось вполне приличное. Это было бывшее общежитие торгово-хозяйственного техникума, перебравшегося в столицу по случаю преобразования его в институт. Повсюду, здесь, у дома-громады, протекала обычная жизнь. Техникум уехал, общежитие же – горожане окрестили его козлятником – осталось, а лучшего помещения для института нечего было и желать. Утром я прочел в «Вечорке» (она у нас выходит утром) о том, что еще в пяти городах открылись филиалы исторического института. Как видно, вожди идеологии догадались, что народных кумиров следует искать не в суетном беге текущего дня, а в добротной толще веков, в среде благородных рыцарей, отважных наездников, удалых кочевников, суровых бородачей и усачей. браво! Браво! В то время я работал… стыдно даже признаться, в пожарной охране. Вначале рядовым бойцом. При этом занимал ведущее место в самодеятельности – пел, плясал, декламировал, ни дать, ни взять артист. Меня заметили и взяли в клуб на пост заместителя заведующего. Это было лучше, чем сражаться с огнем и дымом, и всё же, признаюсь, я тяготился своей участью. Мне еще и сорока не было, душа рвалась к чему-то необыкновенному. Почему-то хотелось триумфов, изобилия, блеска. К тому же моя служба в пожарной охране, пусть даже на посту заместителя заведующего клубом, травмировала сознание мамы, учительницы истории, притом, заслуженной учительницы. Мама, она, извините, живет в соседнем государстве, полагала, что я, ее единственный сын, достоин более приличного жизненного поприща. Именно мама настояла на том, чтобы я поступил на заочное отделение исторического факультета и стал вполне образованным человеком. Известно, что жить в провинциальном городе – это всё равно, что быть заживо погребенным. Первый бич такой жизни, простите за банальность, - бедность. К чему талант, если пуст карман? Хотите верьте, хотите нет, но долгие вечера я, человек с вузовским дипломом, проводил с иголкой в руках. Кое-что зашивал, штопал… Авушка, супруга моя, существо терпеливое, но и она порой падала духом. Расплачется бедняжка. «И что за жизнь у нас такая беспросветная?» - скажет, размазывая по щекам слезы. Да что же это такое творится на белом свете?! Только теперь я вспоминая, что почти взрослое население нашего города имело высшее образование, притом по одной специальности – история и археология. У нас ведь как? При поступлении на любую должность желателен институтский диплом. А известно, что легче всего сей ценный документ получить на заочном отделении истфака столичного вуза. Подойдите ради любопытства к продавщице, милиционеру, работнику сберкассы, учителю физкультуры, истопнику, даже дворнику и спросите: «Какой вуз вы заканчивали?» В ответ вы услышите одну и ту же фразу: «Истфак столичного вуза». Из муторного состояния меня вывело здравое размышление, Мне ли бояться конкуренции? Кого-кого, а меня возьмут, обязательно возьмут, как только узнают, что для Института археологии и истории Емандуров не чужой человек. Я участвовал, и не раз в археологических экспедициях. И хотя копал, не там, где хотел, а там, где укажут, это был все-таки научный поиск. В моей трудовой книжке об этом факте имелась авторитетная отметка. Второе. С ранних лет я проявляю необыкновенную способность к письму. Почерк у меня отменный, мыслей всевозможных – тьма. Эта счастливая способность не раз меня выручала. Еще будучи студентом-заочником, я кое-что зарабатывал, строча бездарям контрольные и курсовые работы, на них и набил руку. Окончив факультет, в короткий срок написал в интересах заработка некоторое количество диссертаций для мужей и жен науки. Себе не написал только потому, что в пожарной охране, где я в то время служил, ученая степень не требовалась. Вот таким инициативным я был все годы. К моменту открытия в нашем городе филиала института археологии и истории я уже имел солидный научный опыт и был самым подходящим специалистом для этого учреждения. * * * В институт, как я и предполагал, меня приняли безоговорочно, хотя и без фанфарных восторгов. Я не доктор, господа, даже не кандидат. Приняли и Слава Богу. Оклад в два раза выше, чем в клубе. Двухтумбовый письменный стол. Он стоит в той же комнате, что и рабочий стол заведующего сектором, Семена Семеновича Балабухи. Как же обрадовалась милая мамочка, узнав, что я принят в институт в качестве его сотрудника. В последнее время она болела, и теперь в многостраничном письме радостно уверяла меня, что пошла на поправку. С выбором темы поначалу вышла неприятная загвоздка. Шеф в первый же день огорошил, заявив: «Будете, Артек Павлович, заниматься древним Римом». Разумеется, я огорчился, не понимая, за что мне такое наказание. Древний Рим! Что я могу, скажите на милость, выжать из тибериев и центурионов? Пустыня, солончаковая пустыня с верблюжьими колючками – вот что в клочья бы их растерзал. Самые аппетитные темы они расхватали моментально, меня же оставили с носом. Это как? Непосвященным объясняю подробности. Главная задача нашего института, как нам объяснило руководство, - перелицовка гигантов. Выбор очередного гиганта был сделан без промедления. Имя его пока засекречено, но чувствуется, что фигура грандиозная, деятель масштаба, без преувеличения мирового. Кодовое имя – Семьянин. Дано оно ему было не случайно. Сей знаменитый деятель о «своих» пекся, а «не своих» топтал, как слон муравьев. Весь мир от него стоном стонал, и вот нашему институту предстояло сотворить из злодея святого Авдея, из черта – ангела. Сотрудники института мигом разодрали Семьянина на части. Одному, к примеру, досталась его голова, другому – конечности, третьему – ноготь, еще кому-то мозоль на пятке. А мне – шиш. Стал настойчиво просить у Балабухи другую тему и сразу почувствовал: добродушный на вид толстячок-очкарик – не воск. «Будете, Емандуров, делать не то, что вам хочется, а то, что я считаю нужным!» Сказал как отрезал. Я не стал спорить. Зачем себя травить? Совершенно стрессовую ситуацию решил разрядить медитацией. Задумался я вот о чем: что полезного можно выжать из выделенного в мое ведение отрезка исторического времени? Исходил я при этом из самого простого соображения, из мотива моей научной деятельности, очень основательного. Чего я хочу? Жить по-человечески и больше ничего. Но ведь для того, чтобы достичь этой, так сказать, вершины, обыкновенному чухлаю надо наизнанку вывернуться. Однажды Фудель, это наша знаменитость, увидев Шамова в бане, сказал ему: «Если хочешь, Шамов, прилично заработать, оголись, не стыдись перед камерой, будешь известен и богат». У нас как? Хочешь хорошо заработать? Оголись, закричи петухом, стань дерзким, бесстыдным, порочным… А это так просто! Скажете, противно? Зато, как милы пушистые блага, получаемые за демонстрацию невинного по сути бесстыдства. Сулла… Митридад… Красс… . Что мне, специалисту, предстоит свершить, чтобы обратить на себя всеобщее внимание? Требуется смелая перелицовка гиганта. Может быть, взяться за Спартака? Для моей цели вождь гладиаторов вполне подходит. Не настала ли пора, господа, развеять миф, взлелеянный молвой, и, набравшись мужества, сказать наконец людям суровую правду. Потому что Спартак на самом деле был совсем не таким, каким его нарисовал Джованьоли в своем увлекательном романе. Внешностью вождь повстанцев обладал ничем не примечательной – он, это нам теперь доподлинно известно, был мал ростом, сутул, хил, близорук. Характер имел сварливый. Хотя нельзя отрицать, что уа и хитрости этому вертлявому, как бес, гладиатору было не занимать. К несчастью, свои недюжинные способности он поставил на службу вредному безнадежному делу – поднял голытьбу на восстание, погубил тьму народа и самого себя. Не пора ли осознать: хватит нам героев кровопролитных сражений и поединков, хватит восстаний и революций! Сы-ты! Старикан Карл Карлович Едаков, проживающий в соседней комнате, тоже был недоволен темой, которую ему навязал Балабуха. «Ему достался первый век новой эры римской истории. Это были совершенно неинтересные, изученные-переизученные Калигула, Нерон, Катон, Домициан… О, тоска-то какая! Поразмыслив, я предложил придурку Едакову поменяться темами. Он возьмет себе Спартака, я – Нерона. Трепеща от радости, Едаков согласился. Не понимал дуроплясина, что возвести на пьедестал Нерона гораздо легче и перспективнее, нежели развенчать Спартака. Разумеется, я мог бы без труда Спартака оспартачить и опорочить, соорудив из легендарного героя чучело заморское, но что потом мне пришлось бы вытерпеть от городской футбольной команды! Ведь эти тупоголовые кентавры мне проходу бы не дали за такое с их точки зрения кощунство. Другое дело – Нерон. У Нерона столь прочна репутация кровавого злодея, изверга и распутника, что даже сама мысль о его положительной перелицовке может показался абсурдной. Нерон – сочащийся кровью знак нравственного безобразия, беспримерного изуверства, возмутительного разврата. Так думают все. Но это-то и замечательно. Я представил, какое ошеломляющее впечатление произведет на общество муж науки, то есть, я, Емандуров Артек Павлович, заявивший во всеуслышание: Стоп! Хватит поносить достойнейшего из достойных!» Согласитесь, такое не может не изумить, не внушить почтения к смельчаку, отважившемуся сокрушить тысячелетнюю башню лжи. Я понимал, ох, понимал, как трудно мне придется. Ужом буду виться, волком скалится, вороной каркать, чтобы доказать почти недоказуемое, но, чем труднее задача, скажу я вам, тем она милее. Мы, то есть, наше поколение, именно так воспитаны: твердо поставь перед нами задачу, не важно какую, хоть весь мир с ног на голову перевернуть, и подгонять нас никому не придется, нет. Степа Хрипков одобрил мой выбор. Хрипков – институтский вахтер. Высокий, костлявый, опасно качающийся, как тополь на ветру. Степа Хрипков тоже когда-то кончал заочный истфак, но к науке он был не приспособлен из-за ограниченных умственных способностей и пристрастия к дарам бога виноградарства. К делам института Хрипков неравнодушен. Он дружески расспрашивал сотрудников о темах, одобрял или порицал выбор и обязательно давал «мудрые советы», а затем интересовался ходом дел. Мне он сказал: «Ты, Артек, главное не тушуйся. Кто смел, тот двух съел. Завел мотор, нажал на педаль и дуй без оглядки». Немного смешно и все-таки приятно. А вот и неприятное: мамочка, дорогая моя мамочка, узнав о том, что я занялся положительной перелицовкой Нерона, опять захворала. «Само имя Нерона,- прочел я в ее письме, - говорит о более чем гадком, жестоком и похабном. Берегись же, мой сын, как бы Нерон, погубитель многих душ, не погубил бы и тебя, маленького дурачка». |
www.moritс.narod.ru © Юрий Мориц. Авторский сайт. Все права защищены.
|