 |
|
→ Главная → Проза → Сказки → Ссылки |
Деспот и его жертва в образной системе А.П.ЧеховаВступив на путь активной писательской деятельности в начале 80-х годов, А.П.Чехов заявил о себе как смелый новатор, утверждающий принципиально новые приемы изображения. В художественной прозе XIX-го века, особенно во второй его половине, главенствовала практика соотнесения персонажа с определенными типами - социальными, психологическими, этническими и т.п. Как убедительно показал И.Н.Сухих, в литературном процессе «постепенно возникает явление окостенения иерархических шкал» (1). Чехов же, отказываясь от следования этой системе, напряженно ищет новые пути изобразительности. «В подходе к конкретному человеку, - пишет И.Н.Сухих, - любая априорная оценка может оказаться ложной – «ярлыком». А оценивать и исследовать необходимо, с точки зрения Чехова, именно этого человека, а не его социальную роль» (2). Новым словом в чеховской поэтике явилось перенесение авторского внимания с типа, характера на ситуацию, которая может быть использована на различном персонажном и фабульном материале. Ситуативное мышление - прерогатива анекдота, жанровой формы, которой Чехов охотно пополняет свой арсенал художественных средств. Только если в раннем творчестве писателя анекдот чаще всего выступает в чистом виде, то, начиная со второй половины 80-х годов, - в сублимированном, то есть, скрытом, закамуфлированном. В сходной нравственной ситуации при этом могут оказаться разные персонажи, от лакея до его господина, от солдата до генерала, что позволяет художнику слова выявлять общие черты духовного склада людей, существенные особенности человеческого бытия. Художественный строй прозы Чехова в плане чисто художественном не сходен с романным миром писателей XIX в., но близок ему в аспекте содержательном. М.Н.Громов пишет: «Рассказы Чехова... смыкаются между собой как элементы сложного художественного построения, общая тема, «общая идея» находятся за пределами каждого из них в отдельности и явлены в целом множестве их» (3). Пути осуществления столь значимого итога мы можем проследить на примере одной из активно используемых ситуаций в творчестве Чехова, а именно взаимосвязи деспотической личности и реакции ее жертвы. Деспотизм в предельно обобщенном его понимании - это, по определению В.Даля, «злоупотребление властью... необузданное самовластие прихотей» (4). Виды и формы деспотизма многообразны. Это и неограниченная власть сатрапов древних царств Ассирии, Вавилона и др. Это и жестокое проявление воли самодуров в сфере домашнего быта - яркий пример тому - галерея образов купцов в пьесах А.Н.Островского. Не углубляясь в области политические (в условиях жестокой цензуры это было невозможно), Чехов рассматривает данное явление прежде всего в пределах духовного строя отдельной конкретной личности. Под микроскопом художественного исследования оказываются деспотизм бытовой, паразитарный, поведенческий, ситуативный, интеллектуальный и даже «наивный». Перечень этих разновидностей может быть продолжен. Нас в дальнейшем будут интересовать два существенных аспекта. Первый - это фиксация указанных разновидностей деспотизма в рассказах Чехова, и затем рассмотрение сюжетной иерархии явлений, порожденных ситуацией, в которой непременно участвуют деспот и его жертва. В письме к А.Н.Плещееву в октябре 1888 г. Чехов пишет: «Фарисейство, тупоумие, произвол царят не в одних только купеческих домах и кутузках: я вижу их в науке, в литературе, среди молодежи...»(5) А через три года в письме к А.В.Суворину Чехов высказывается на этот счет еще более категорично: «Все великие мудрецы деспотичны, как генералы, и невежливы и неделикатны, как генералы, потому что уверены в безнаказанности» (II. 4. 270). Из этих суждений видно, насколько широко писатель представлял себе масштаб исследуемого им явления. Обратимся к наиболее характерным примерам. Помещик Трифон Семенович (рассказ «За яблочки», 1880 г.) застает в собственном саду влюбленную парочку, жениха и невесту. Они позволили себе полакомиться чужими яблоками. Почувствовав власть над задержанными, помещик с помощью слуги, «опричника» Карпушки, вооруженного крапивой, издевается над ними долго и изобретательно, заставляя то рассказывать сказки и читать молитвы, то лупцевать друг друга по щекам, и он так унижает несчастных, что жених и невеста, опротивив друг другу, навсегда расстаются. Корни безнравственного поведения этого забавника в глубинах его психики, вскормленной опытом насилия поколений, «известной подлостью прославленных отцов», неотесанностью характера самодура. Семейка Трифона Семеновича, замечает автор, недалеко ушла от него. Дочки имеют обыкновение писать гостям низкого звания мелом на их спинах «асел» и «дурак». А сыночек, отставной поручик, даже превзошел в мерзостных делах папашу. В первое пятилетие творческого пути Чехова рассказов, моделирующих подобную ситуацию, немало. Примечательны в них видовые различия деспотизма. В рассказе «Злой мальчик» мы находим пример откровенно хищнической формы деспотизма. Юный герой, выследив целующихся влюбленных, сестру и ее поклонника, обретает таким образом, хотя и эфемерную, но все-таки власть над ними. Под угрозой сообщения «маменьке» он шантажирует своих жертв, выманивая подарки. «Весь июнь Коля не давал жить влюбленным. Он грозил доносом, наблюдал и требовал подарков; и ему всё было мало; и в конце концов он стал поговаривать о карманных часах» (С.2. 180). Сюжет этого рассказа имеет амбивалентную структуру: влюбленные, узаконив свои отношения с помощью венчания, «с захватывающим блаженством возмещают накопившуюся злобу на Коле, превратившегося на этот раз в «жертву». Амбивалентен и сюжет рассказа 1883 г. «Торжество победителя», где персонажи даны в продолжительной временной перспективе, являясь перед читателями попеременно то деспотами, то жертвами. Крупный чинуша Козулин на праздничном обеде кичится перед подчиненными своей неограниченной властью над ними и рассказывает о том, как его мытарил начальник по фамилии Курицын в давние годы. Этот бывший начальник Козулина, теперь он «маленький, сгорбленный старичок», присутствует тут же, и Козулин, торжествуя, демонстрирует над ним свою власть, заставляя «трагедию представлять», съесть большой кусок ржаного хлеба с перцем, петь петушком «Тогда ты, а теперь я...» - заявляет он, упиваясь сознанием своей безнаказанности. Этот эпизод - пример начальнического, служебного деспотизма, возведенного в высочайшую степень человеческой подлости. В знаменитом рассказе 1880 г. «Унтер Пришибеев» Чеховым представлен необычный вид деспотизма. Откровенно анекдотическая ситуация здесь содержит весомое художественное обобщение, перерастающее в зловещую символику. В критике и научной литературе Пришибеев рассматривался преимущественно как социальный тип рьяного охранителя самодержавно-полицейского «порядка», образ, стоящий в одном ряду с гоголевским Держимордой, с Органчиком и Угрюм-Бурчеевым Салтыкова-Щедрина, Мымрецовым из рассказа Глеба Успенского «Будка». Чехов же подошел к своему персонажу с другой стороны, перенеся акцент на комическую парадоксальность поведенческой ситуации. Для блюстителей порядка того времени унтер Пришибеев отнюдь не союзник, а скорее помеха, дискредитирующая власть своим нелепо-скандальным поведением, заслуживающим не одобрения, а наказания. Для вдумчивого читателя ясно, что этот несчастный человек одержим манией образцового служения «порядку», понимаемому им как абсолютное запрещение людям элементарных свобод. «По селу ходил, приказывал чтоб песни не пели, чтоб огней не жгли». «Ребятам уши дерет, за бабами подглядывает... Житья от него нету... хоть из села беги. Замучил всех!» - жалуются на него односельчане (С.4.121). Бытовой деспотизм - наиболее распространенная тема рассказов Чехова. Это и чрезмерно разговорчивый гость, не желающий до поздней ночи покидать квартиру изнывающего от усталости хозяина («Гость»), и семейный деспот Жилин, замучивший домочадцев бессмысленными придирками («Отец семейства»). Внимание писателя привлекает и форма наивного, неосознанного деспотизма, проистекающего из духовной закостенелости личности. Студент-медик Клочков в рассказе «Анюта» использует свою юную сожительницу как учебное пособие. Так, испытывая трудности при подготовке к экзамену по анатомии, он «взял уголек и начертил на груди у Анюты несколько параллельных линий, соответствующих ребрам. - Превосходно. Всё, как на ладони... Ну, а теперь и постучать можно. Клочков занялся выстукиванием и так погрузился в это занятие, что не заметил, как губы, нос и пальцы у Анюты посинели от холода. Анюта дрожала и боялась, что медик заметит ее дрожь, перестанет чертить углем и стучать и потом, пожалуй, дурно сдаст экзамен» (С.4, 341). По просьбе приятеля, художника, нуждающегося в натурщице, Клочков одалживает ему свою «прекрасную девицу» «часика на два», и та, находясь в материальной зависимости от нахала, безропотно соглашается. Истоки подобного поведения – в психике; оно имеет глубокие корни. Тут и генетическая память о рабстве, о совсем недавнем крепостничестве, когда зависимый человек отождествлялся с вещью, которую можно было использовать как угодно, отдать в долг или даже продать. Любопытен вид паразитарного деспотизма, художественно реализуемого Чеховым в рассказе «Драма» (1887). Графоманка Мурашкина уговаривает писателя прослушать сочиненную ею пьесу. Тот отказывается, но куда там! «Павел Васильевич! - простонала барыня, и глаза ее наполнились слезами. - Я жертвы прошу! Я нахальна, я назойлива, но будьте великодушны!» (С. 8. 226). Словесная пытка длится часами и доводит несчастную жертву до исступления. Паразитарный деспотизм проявляется чаще всего в еще более драматичных, а порой и зловещих формах. Примером может служить жизненная позиция профессора Серебрякова в пьесе «Дядя Ваня». Избалованный легко давшейся карьерой, успехом у женщин, самозабвенной работой на него дяди Вани и Сони, Серебряков бездушен, эгоистичен, «вопиюще бессердечен». Он, например, забыв о том, что имение принадлежит не ему, а племяннице Соне, предлагает продать его, чтобы он мог с женой роскошно жить в Петербурге. А Соня и ее дядя, даже поняв, что Серебряков не светило, как они раньше думали, а полное ничтожество, «ученая вобла», продолжают скрепя сердце тянуть трудовую лямку. Это произведение, по характеристике З.Паперного, «о жуткой, давящей силе серебряковщины и о слабости тех, кто пытается ей противостоять» (6). Пример агрессивного поведенческого деспотизма являет собой Щукина, героиня рассказа 1887 г. «Беззащитное существо». Сюжет этого произведения Чехов использовал и в своем водевиле «Юбилей», где действует уже не Щукина, а Марчуткина. Полагая, что уволенному со службы мужу, чиновнику, недоплатили причитающиеся ему деньги, Щукина явилась требовать справедливости... в частный банк - ситуация, как видим, абсурдная. Длительное время Щукина терроризирует служащих банка своими нелепыми требованиями и наконец добивается своего. Ей отдают требуемые деньги, желая хоть как-то избавиться от назойливой просительницы. Парадокс данной сюжетной ситуации еще в том, что под маской беззащитности и слабости, как выясняется, скрывается тиранически злобная кляузница. Получив отпор от чиновника, просительница, «женщина слабая и беззащитная», переходит в решительное наступление: «Да как вы смеете?.. Скважина этакая! Схожу к адвокату Дмитрию Карлычу, так от тебя звания не останется! Троих жильцов засудила, а за твои дерзкие слова ты у меня в ногах наваляешься! До вашего генерала дойду!» (С.6. 90). В «Анюте» и во многих других произведениях, перешагнувших рубеж первой половины 80-х годов, всё заметнее ощущается сгущенная содержательность нравственно-психологического, а то и философского значения. Это такие рассказы, как «Зиночка», «В приюте...», «На чужбине», «Драма». Переход к созданию значительных по объему рассказов и повестей позволил писателю с еще большей художественной основательностью «раскручивать» ту же ситуативную модель. Анекдот при этом во многих случаях не исчезает совершенно в общем построении рассказа, а, как замечает З.Паперный, «присутствует в нем скрыто, как бы в расщепленном виде» (7). Примерами могут служить такие произведения, как «Дуэль», «Печенег», «Дом с мезонином», «Человек в футляре», «В овраге», «Княгиня» и др. Ситуация значительного по объему рассказа «Печенег» (1887) знакома читателям по некоторым ранним рассказам Чехова, раскрывающим суть паразитарного деспотизма. Отставной казачий офицер Жмухин, живущий на хуторе и прозванный за дикий нрав Печенегом, заманивает к себе в гости вагонного спутника и всю ночь мучает его бессодержательными разглагольствованиями. Ситуация явно анекдотическая, но комизма в ней нет и в помине. Он вытеснен предельно мрачным эмоциональным колоритом повествования, чему способствует и сюжетное обрамление: рассказ начинается и заканчивается одной и той же крайне неприятной сценой - сыновья Жмухина тренируются стрелять «в лет», подбрасывая вверх кур, которых на хуторе несметное количество. Ту же сюжетную роль играет в рассказе образ еще молодой, красивой, но забитой и морально униженной супруги Печенега. В комментариях к этому рассказу приводится заслуживающее внимания суждение одного из его рецензентов, не пожелавшего указать фамилию: «Разве не кишит наша жизнь... этими дикими деспотическими, глубоко невежественными «печенегами», от которых терпит всё близкое, всё им подвластное?» (С.9.532). В одном из ключевых произведений Чехова 90-х годов «Палата №6» немалое место уделено изображению отношений доктора Рагина, главного героя, с его приятелем, почтмейстером Михаилом Аверьяновичем. Рагин, полагая, что в городе нет никого интеллигентнее этого человека, проводит с ним свободное время и попадает в плен несносной дружбы, представляющей пример паразитарного, поистине хищнического деспотизма. Михаил Аверьянович впился, в Рагина, словно клещ, и освободиться от этого пошлого человека он уже не может, как и от ужасной палаты №6, в которую вследствие нелепых обстоятельств попадает этот мягкий деликатный человек в конце жизненного пути. Наиболее сложную, не утратившую актуальности и сегодня форму деспотизма Чехов находит в сфере мировоззренческой. В первую очередь тут надо указать на повесть «Дуэль» и рассказ «Дом с мезонином». В «Дуэли» зоолог фон Корен, человек в общем честный, трудолюбивый, люто возненавидел опустившегося интеллигента Лаевского, вечно ноющего неудачника, запутавшегося в отношениях с женщинами. Свою бездеятельность и безалаберность Лаевский, филолог по образованию, объясняет тем, что он «сколок с Рудина», «лишний человек». Фон Корен называет его и его любовницу макаками, считает, что величайшим благом для общества было бы уничтожить или изолировать Лаевского, говорит, что и у него рука не дрогнула бы». Истоки умонастроения фон Корена - социальный дарвинизм, который он с энтузиазмом проповедует. «Человек должен прийти на помощь прогрессу, уничтожая хилых, и негодных», - такова квинтэссенция его теорийки, которая, спустя десятилетия придется по вкусу самым гнусным деспотиям века. Эта реакционная теория развенчивается автором. Опустившийся Лаевский скверен, и кажется, нет оправдания этому нравственному ничтожеству. Но не окажется ли поспешным столь суровый вывод? В повести рисуется цепь драматических событий подтолкнувших Лаевского к глубокому нравственному перевороту, заставив этого человека обрести веру в себя и начать вести чистую, разумную жизнь. Широкое распространение получил в жизни интеллектуальный деспотизм. Он проявляется в навязывании людям неприемлемых для них идей. А подобная практика не так безобидна, как может показаться на первый взгляд. Лида Волчанинова, героиня рассказа «Дом с Мезонином», увлечена народнической теорией «малых дел» и активно участвует в ее претворении в жизнь, занимаясь благотворительностью, устройством в деревнях» медицинских пунктов, библиотечек, аптечек». Художник, сосед Волчаниновых, в спорах с Лидой подвергает сомнению целесообразность ее деятельности и тем самым вызывает неприязнь энтузиастки. Лида терпеть не может художника за его якобы безыдейность. Заметив, что ее юная сестра Женя (дома ее зовут Мисюсь) и художник влюбляются друг в друга, она, пользуясь своим непоколебимым авторитетом в семье, отсылает Мисюсь с матерью куда-то далеко, в Пензенскую губернию. Проходят годы, а грусть о едва зародившейся, но так и не состоявшейся любви живет в сердце художника. Ортодоксальная служительница идеи Лидия Волчанинова, таким образом, выступает в данной ситуации как разрушительница счастья двух славных людей. «Мисюсь, где ты?» - эти слова художника, завершающие рассказ, неожиданно осознаются как его лейтмотив. И.Н.Сухих, оценивая ситуацию данного произведения, находит, что интеллектуальный деспотизм в нем переходит в деспотизм бытовой. Чрезвычайно важно и такое суждение литературоведа: «В скромном по видимости лирическом рассказе - предощущение проблемы, подлинное значение которой раскроется лишь в движении истории, когда под прикрытием высоких слов могли совершаться самые страшные преступления» (8). Можно констатировать, что глубинный смысл чеховского художественного обобщения улавливается в контексте всего его творчества и, конечно, в контексте литературного процесса в целом. Например, многие произведения Чехова, раскрывающие пагубную практику бытового и вместе паразитарного деспотизма заставляют вспомнить бессмертный образ Фомы Фомича Опискина, героя повести Достоевского «Село Степанчиково и его обитатели». Ничтожный по своему жизненному положению приживальщик Фома Опискин, пользуясь изворотливостью ума, подчинил себе обитателей имения помещика Ростанева, видящих в нем «высшее» существо, достойное преклонения и безусловного подчинения. А в «Легенде о Великом Инквизиторе», сочиненной Иваном Карамазовым, предугаданы трагические последствия перехода интеллектуального деспотизма в деспотизм политический. При жизни Чехова было принято видеть в нем безусловно талантливого, но «безыдейного» писателя. Однако его неисчерпаемо богатый творческий опыт убеждает в обратном: Чехову в лучших его творениях удалось подняться к художественному постижению вершинный проблем времени, волновавших и продолжающих волновать лучшие умы человечества. Примечания: (1) - И.Н.Сухих. указ. соч. – С.7.
Другие статьи о литературе: Сияние от них далекое (любовная лирика Афанасия Фета) Огонь, просиявший над мирозданием (лирический роман о последней любви А. Фета) Прозревший времени даль (о Ф. М. Достоевском) Талантов творческая связь (А.П.Чехов и Н.С.Лесков)
|
www.moritс.narod2.ru © Юрий Мориц. Авторский сайт. Все права защищены.
|